городские ранние

1
***

Слегка подсохший бутерброд
И важный запах пива с воблой…
В пивной потерянный народ,
Сговорчивый и полноводный.
Крутая горечь сигарет.
Мысль широка, неприхотлива –
Бессмертных нет и смертных нет –
Есть пара крупных кружек пива.

Взлохмаченный святой народ
Кругом, а не пивная пена,
И дым течет наоборот
И утончается степенно –
И посреди речей и глаз
В сыром кутке у тети Липы
Ты вновь калиф, пускай на час,
И рядом - те ещё калифы!


2
***

Сограждане не спят в ночи субботней
А двери запирают на засов,
Пока гуляет по-над подворотней
Проворная орава Гончих Псов.
Слегка утихомирилась малина
И ни души – ни Бога, ни ворья…
Во рву калина словно балерина
В отставке среди хлама и старья.

Давно ли по сомнительным бумагам
Здесь правит Демос как бухарский хан
Да призрак коммунизма с белым стягом
Лакействует, пугая горожан,--
Смущая горсткой древнего изюма,
Подсушенной и пущенной в обрат,
Когда иссякнет ночь и жизнь безумна
Врывается в обетованный град –
В терновый мир, изнеженный любовью
По балочкам и потайным углам,
Где утром подают бифштексы с кровью
И хлеб с грехом полночным пополам.

Не удивляйся – сущее всего лишь
Закланья агнца временный обряд,
Потерянный средь игрищ или сборищ
Юродивый неведомый собрат.
И все мы, видно – калики, уроды,
Чтоб задыхаться в воздухе пустом,
В объятьях крепких сладкой несвободы
Очнувшись под калиновым кустом.

И ты наверняка эпикуреец
В аду купивший место за трояк,
Под тесным и великим сводом греясь
Среди волхвов и царственных бродяг.
И что тебе – гремучие запоры
И желтые зрачки полночных псов –
Когда мечтаний розовые горы
Бегут под парусами облаков,
Спешат как после судорожной пьянки
Работники по семьям и домам…
И падают, дрожащие подранки,
К равнинам вольным и родным холмам.


3
***

А коли ночь и улица, аптека –
Спасительное нежное лекарство –
Горбатого подправить человека,
Готового отдать свои полцарства
Не за коня, а лучше за верблюда
И поискать, в каком ушке игольном
Сокрылся врачеватель как иуда,
Да в полушубке мягоньком собольем.

Вот так мой друг Хафиз, у нас ангина
Блаженствует на пару с южным гриппом,
И теплая постель, пастель, сангина
Переплелись в уральском хоре хриплом.
И что твои персидские забавы ?
В снегах хлопчатых и кислотных ливнях
Провизорши ночные словно павы –
Газели в белых фартучках стерильных.

Чем дальше – горше голове болящей:
То пантопона крепко не хватает,
То выпивки, и светоч предстоящий
Как лед ко лбу и бред безумца тает.
И реквием фальшивит радиола,
Игриво спевшись с вьюгою февральской,
Когда с подачи прочного укола
Счастливчик в сад перелетает райский,
Где ты, Хафиз, зашился без спиртного,
Но брату рад и с юным вдохновеньем
Болящий дух врачуешь у живого
Небесным соловьиным песнопеньем.


4
***

Уснули рынок и завод,
Степенный и лихой народ –
И небоскребы, и бараки.
Юдолью худа и добра
Гуляют звезды до утра
И беспризорные собаки.

Спит пограничный караул
И Кремль с устатку прикорнул
Священным нищим-городничим.
Слетишь с последнего ума –
Храпят и люди, и дома
В непротивлении привычном.

Кому веселья ни повем –
Не растревожу, и зачем
Безмерны глупости гадаю –
Почто не вою на луну,
Ленивую свою страну
Во сне почто не покидаю…


5
***

И петь тебе дано о реках вспять потекших
и о мостах, воздвигнутых на них…
Плиний младший

Когда к тебе полоска света
заглянет из-за штор с утра
И подтвердит границу лета –
не обольщайся, что пора…
И, пасынок второго Рима,
о Риме третьем не грусти,
Блукая мысленно и зримо
по августвующей Руси.
Пусть твой наперсник – славный явор
темнеет больше от того,
Что ты, ученый бывший варвар,
не обрываешь ничего
В похолодевшем доме, в мире –
и уморительнее нет –
Арабской, римской ли цифири
из бездны или в бездну лет.

Дни августа тебе поближе
декабрьских, и какие дни!
Не фантазируй, посмотри же,
куда отправятся они.
И утренник вещуньи Анны
да будет холоден и тих
И набормочет вьюжный, странный,
пространный, слишком зимний стих,
Неосторожный и колючий,
жестокий как февральский наст,
Прекрасный как счастливый случай,
нас избавляющий от нас.

А эта слабая полоска…
иль нить. Прими ее, смеясь
Над временем, решившим броско
тобою обозначить связь.
И обернись к началу лета –
а вдруг за молодым, за ним –
Такая же полоска света,
и розов мир, и обозрим:

И самый первый Рим разрушен,
второй – на радостях спился,
А третий – юн и безоружен
и презабавное дитя.
И ты – его послушник, данник,
и скоморох, и – пилигрим,
Из Рима первого изгнанник
и мести преданный вторым,
Но не дорвавшийся до мести
на вещем празднике свобод,
Как будто не тебе известен
из Рима третьего исход.



6
***

В городских беззаконных и тесных дворах
С темнотою – звенит вопиющего глас.
Беспощадный – совсем не за честь или страх –
В наказанье, прощенье, надежду, отказ?..

Только черта какого бродяга орет,
Когда время владычествовать соловью,
И согражданам восхитительно врет,
Как шалил пилигримом в аду и раю?..

Что рулады его… В клетке и под замком
Жизнь – малиновка, пеночка, Божия тварь –
Бьется, льется, колеблется флейтой-дымком,
Разоравшегося удивляя едва ль.


7
***

Стаканы долго не пустые.
И у бездельника Сережки
За полночь речи золотые
И лунный свет дрожит в окошке –
Переливается, стирает
Меж телом и душою грани,
Когда Наташка простирает
Не к небу ли худые длани…

Ей надоело умиляться,
Кухарничать, и поневоле,
По доброте ли притворяться
Мадонной нищенских застолий.

О Господи, кому ты веришь?
Ужели ищешь оправданий
И в чашку тоже ей отмеришь
Во исполнение желаний –
Как отпускник на диком юге,
Притормозившийся в Цхалтубо
Освободить чужой подруги
Голодные сухие губы.



8
***

Слышишь,
Господи, пустобреха
На окраинах бытия –
И остра, вовсе без упрека,
И похвальна нужда Твоя.

Оглядись моими глазами
И хлебни моего вина –
Сходства розного между нами
И повинностей до хрена.

Улыбнулся бы не в угоду,
Коли встреча вновь коротка,
Дав смирение и свободу
Напролет валять дурака –

Мир весельем смущать невольным
И бездомной своей судьбой –
Ветерком меж небом и полем
Балагурить разве с Тобой…