стихи

Биография

Киевлянин по рождению, Семен Гудзенко в послевоенное время был одним из самых популярных поэтов так называемого фронтового поколения. А сейчас он практически забыт, стихи его не переиздаются, и лишь дотошные знатоки киевского прошлого знают, что на доме №3-а по улице Тарасовской в 2002 году, где Гудзенко родился, установили мемориальную доску с барельефным портретом. Изданная в советское время Литературная энциклопедия называет Семена Гудзенко русским поэтом, и это так и есть. Не только потому, что он с 1946 года стал москвичом, но прежде всего потому, что Гудзенко – человек русской культуры, хоть Киев и Украину он любил как свою малую родину и не уставал в этом (прежде всего языком поэзии) в этом признаваться. Об этом свидетельствуют и его дневниковые записи, письма. Перед войной он учился в знаменитом московскомИФЛИ (Институте философии, литературы, истории) и прямо со студенческой скамьи ушел добровольцем на фронт. Сполна хлебнул все тяготы отступлений и наступлений (а последние по числу наших потерь не уступали отступлениям). Он воевал под Москвой в составе отряда лыжников, которых в ту сверхсуровую зиму забрасывали в тыл врага. Именно во время одного из таких рейдов по тылам немцев Гудзенко был тяжело ранен, и это, увы, было не последним его ранением. Фронтовой его путь легко проследить по подписям под стихами: Сталинград, Киев, Днестр, Карпаты, Закарпатье, Румыния, Словакия, Венгрия, Прага, Морава... Семен Гудзенко был, пожалуй, первым среди тех юношей, которые затем составили когорту разновеликих по таланту, но максимально искренних в своей верности военной теме, кто сказал горькую, тяжелую, шершавую правду о войне. Это уже через несколько лет после Победы появились имена Евгения Винокурова, Александра Межирова, Константина Вашенкина, Михаила Луконина и других. А на стихи Гудзенко обратили вниманиев самый разгар войны, когда непререкаемыми авторитетами были сформировавшиеся еще до войны поэты типа небесталанного, но все-таки салонно-конъюнктурного Константина Симонова (умудрившегося в военные годы получить три сталинские премии), или строго классические Павел Антокольский (поэма «Сын») и Вера Инбер («Пулковский меридиан»). Так вот, в 1943 году такой непререкаемый авторитет, как Илья Эренбург, познакомившись с первыми военными стихами Гудзенко, был просто потрясен. «Это поэзия, – писал он, – изнутри войны.Это поэзия участника войны. Это поэзия не о войне, а с войны, с фронта. Его поэзия мне кажется поэзией-провозвестником... Он принадлежит к тому поколению, которого мы еще не знаем, книг которого мы не читали, но которое будет играть не только в искусстве, но и в жизни решающую роль». Вот несколько отрывков из рвущих душу стихотворений Гудзенко (хотя отрывки не в состоянии передать всю глубину поэзии): «Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого б не жалели. Мы пред нашим комбатом, как пред Господом Богом, чисты. На живых порыжели от глины и крови шинели, на могилах у мертвых расцвели голубые цветы». «...У нас окопное терпенье – Мы всё смогли перетерпеть: и отступление, и смерть, – чтоб снова в зарослях сирени с утра малиновкам звенеть, чтоб снова молодым влюблённым у тополя рассвет встречать, чтоб киевлянам запылённым из Киева писала мать.» «Когда на смерть идут – поют, а перед этим можно плакать. Ведь самый страшный час в бою – Час ожидания атаки... Бой был коротким, а потом глушили водку ледяную, и выковыривал ножом из-под ногтей я кровь чужую». «У каждого поэта есть провинция. Она ему ошибки и грехи, все мелкие обиды и провинности прощает за правдивые стихи. И у меня есть тоже неизменная, на карту не внесённая, одна, суровая моя и откровенная, далёкая провинция – Война». Литература военных лет вообще была неким феноменом в советской литературе, которая до этого пребывала в полузадушенном состоянии, в жестких рамках соцреализма. Сквозь жесткий контроль неусыпной цензуры нет-нет да и прорывались честно сделанные произведения. Увы, положение резко изменилось вскоре после Победы, когда пришел черед новым волнам сталинских репрессий во всех сферах жизни общества. И по-настоящему многие писатели и поэты фронтового поколения смогли себя реализовать лишь с наступлением «оттепели». К приходу мирного времени Семен Гудзенко, ка и многие юноши, созревшие на фронте и ничего, по сути, кроме умения воевать, не приобретшие, оказался не готов.Из активного участника боевых действий он превратился в человека, со стороны наблюдающего, как изменяется невоенная жизнь.Не случайно многие его стихи приобретают созерцательность и при прежней искренноститеряют остроту и прерывистое дыхание. И лишь в тех случаях, когдаего поэзия наполняется фронтовыми реминесценциями, мы ощущаем прежнее биение большого талантливого сердца. Одно из таких стихотворений («Мы не от старости умрем – от старых ран умрем»), увы, стало пророческим. Семен Гудзенко умер в феврале 1953 года, когда ему не исполнилось и тридцати одного года, а весь его литературный опыт уместился в пределах одного десятилетия. Можно лишь удивляться тому, как много он успел сделать, если учесть, что почти половину этого срока он творил в самых неподходящих для творчества фронтовых условиях, а также переносил последствия тяжелых ранений. Но еще удивительнее, насколько не пострадали от времени лучшие его стихи. В них – то неуловимое и немыслимое, не поддающееся скрупулезному разбору и анализу, что составляет существо истинной поэзии. Увы, настоящая поэзия нынче не в чести: сборники стихов, если и издаются, то микроскопическими тиражами и часто за счет автора. Хотя Гудзенко давно все эти счета оплатил своей короткой яркой жизнью и пронзительно правдивыми поэтическими строками.