Вместо предисловия

(к сборнику стихов «В конце падения») 

Писать стихи начал очень рано и очень давно, так давно, что ощущаю себя древним деревом, с которого опадают жёлтые листы рукописей неопубликованных стихов. Расхожая фраза – «рукописи не горят», к сожалению, всего лишь фраза: и горят, и умирают, а воскрешение или реанимация их происходит всегда в угоду другому времени и другим вкусам, с большими отклонениями в прочтении текста. Ярким примером этому могут служить сгоревшие в кострах инквизиции дохристианские памятники литературы и философии. 

Предоставленная возможность для публикации моих стихов,

хотя и в ограниченном (за неимением средств) объёме, явилась подарком судьбы, но слишком поздно: часть стихов мной уничтожена: время их публикации ушло. 

Самое раннее стихотворение, без правок вошедшее в этот первый мой сборник, было написано в восемнадцать лет, под аккомпанемент гитары. Исполняю эту песню и сейчас. Некоторое понятие о музыке получил в детском доме, там же, как чем-то порочным, начал заниматься стихосложением. Состояние, в котором писались стихи (да и не писались, а записывались под диктовку этого состояния)  можно назвать эйфорией, но более точно (хотя и грубо) – душевным оргазмом исповедующегося человека.  

Теперь всё реже и реже эта услада выбивает меня из колеи реальной жизни, но отношение к поэзии осталось прежним.  Зарифмованная умность мне скучна или смешна, как проповедник на ярмарке. «В делах искусства эрудиция есть род немощи…» (Поль Валери).   Через эмоции – к разуму – вот путь истинной поэзии.

Талантливая версификация, как информация, может быть интересна, но и только. Этим определяется моё отношение к версификаторам, из которых лучше воспринимаю говорящих языком человека, но не пророка, ибо истина – в мысли (через чувство), а не в слове

. …………………………………………………………………… 

Моя родина – Киев. Но жизнь разворачивалась по многим городам и весям бывшей «необъятной» страны.  Родители умерли рано и почти одновременно (отец – Мацуцкий Илья Макарович – рабочий железнодорожного вагоноремонтного депо, мать – Тимошенко Мария Петровна – иждивенка рабочего). Последняя прописка родителей – Киев, Железнодорожная колония, барак №1.  

Мне не было ещё восьми. В поисках счастья или хотя бы хлеба на каждый день, в товарняках и на крышах вагонов перебирался от одного освобождённого города к другому.

Однажды заехал к младшей сестре моей матери.  Та раздумывала недолго (благо все документы на меня были при ней) и сдала меня в киевский «приют» для детей железнодорожников, дом которого и сейчас находится в бывшей Железнодорожной колонии, напротив недавно снесённого барака №1.  

В детском доме, как не очень успевающего в науках, но успевающего в непослушании, терпели шесть лет, и после шестого класса направили в ремесленное училище.

Затем – работа, работа, работа…и, конечно же, – стихи, которые в 1961 году начал публиковать в многотиражке «Киевский электротранспорт» и республиканской «Рабочей газете».  В это же время познакомился с интересными, высокой культуры людьми. Спохватился навёрстывать упущенное в образовании.  Сначала – книги (их в те годы по библиотекам было достаточно). После чего уже было естественным продолжение учения в школе (седьмой – десятый классы) и поступление в ВУЗ.  

Поступил в Киевский политехнический институт. Ошибку обнаружил поздно – на четвёртом курсе, когда насели предметы по специальности. Впоследствии, исправляя ошибку, поменял множество профессий и работ (от научного сотрудника до кочегара), но не в одной из них не ощущал потребность, каждая была только источником для существования, чтобы жить своим внутренним миром, большей частью которого была поэзия. 

Год моей защиты диплома инженера-механика (1973)

совпал с началом эпохи леонидобрежневских «великих свершений» и великого умалчивания.  

Стихи-исповеди редакторам казались подозрительными.

Публиковать перестали. Гнетущее умалчивание в полную силу можно ощутить только в Украине. Отпечатал несколько самиздатовских сборников. Пел стихи под гитару (долгое время только в узком кругу). 

Последние три года принимаю участие в фестивалях авторской песни.

На одном из них («Оскольская лира – 1991 год», г. Старый Оскол) стал лауреатом. 

К сожалению, поэзия в авторской (бардовской) песне скована теми же жёсткими законами музыки, как и в любом песенном жанре. Компромисс (который всегда является частью подчинения) между стихами и музыкой неизбежен. Подчинённая поэзия не может быть свободной. Над этим всё чаще задумываюсь. 

Тем не менее, значительная часть сборника составлена из стихов, которые только в песенном варианте звучали в разные времена на концертах, фестивалях и в кругу друзей.

Им – моим друзьям: близким и далёким, живым и мёртвым – я и посвящаю мою исповедь под названием «В конце падения».

Владимир Мацуцкий, 1993 год