Из осени в зиму

***

Мы – дети детей Победы,
Родившихся в сорок пятом
В стране, что стояла гордо
На твёрдых своих ногах.
Военной поры приметы,
Привычные тем ребятам,
Ложатся на гриф аккордом
И в наших звучат стихах.

В косую линейку пропись,
В засохших чернилах вставка
И карточки отменённой
Квадратик, что хлебом стал,
И стрелянной гильзы окись
Под вспоротым брюхом танка,
И запах травы зелёной,
Пробившейся сквозь металл.

Мы – дети военных фильмов
И книг о пиратских кладах.
В индейской раскраске лица
Ватаги на пустыре,
С наборною ручкой финка
И хмурый генсек в наградах –
Всё это одна страница
В потрёпанном букваре.

Мы – дети детей Победы.
Мы кисточкой осторожно
Снимаем наветы с круга
Наивных времён, когда
И радости все, и беды
Делились, - и было можно
Рассчитывать друг на друга,
А прочее – ерунда!

Сентябрь 2011.

***

Всё по кругу – четыре цикла:
Дождик, зной, листопад и вьюга.
Купол церкви и купол цирка –
В зоне видимости друг друга,
Как от радости до печали –
Лёгкий росчерк пера поэта.
И на выщербленном причале
Никого, - и печально это…

В церкви молятся. В цирке верят
В то, что было, и то, что будет.
Простодушны, как люди, звери,
Добродушны, как звери, люди.
Гуттаперчевый ангел-мальчик
Взмыл под купол так легкокрыло.
Вот и публика слёзы прячет –
То-то весело нынче было!

Цирк уедет. А церковь тихо
Перекрестит его в дорогу.
Пусть артистов не тронет лихо, -
Им с трапеции ближе к Богу.
Ближе к детству зверью, и даже
Клоун детское носит имя.
Цирк от церкви всё дальше, дальше…
Только небо – одно над ними.

Август 2011.

ИЗ ОСЕНИ В ЗИМУ

Не бездельник вроде – а без денег…
Всё задаром – песни, годы, нервы.
Снова уезжаю в понедельник –
Невезучий, потому что первый.

Первый блин в неделе – вечно комом.
С логинами спутаны пароли.
Снова я прощаюсь с тёплым домом,
Не успев вернуться из гастроли.

Из осени в зиму мой поезд уходит.
И необходимо писать между строчек,
Поскольку поётся мне лишь на свободе, -
В неволе ломаются голос и почерк.

И если сегодня не скажешь – то завтра
Уже не услышат средь грохота битвы.
Всё думал, что песня – она для азарта,
А вышло, что песня нужна для молитвы.

Словно под рукой гимнаста брусья,
Гнусь под Божьим даром, да не тресну.
Как за край скалы, за гриф держусь я,
Чтобы не упасть до срока в бездну.

Мой десяток слушателей, угол
Вместо сцены в кабаке случайном
И струна, что рвётся от испуга,
Что не хватит сил начать сначала…

Из осени в зиму я вновь улетаю,
А где-то любовь моя стынет под ветром…
Сквозь холод и вьюгу – к апрелю и маю
Несу эту песню заветным конвертом.

Откроешь его – и всё станет понятно,
Что песенки эти – не просто утеха.
И струны во сне пробормочут невнятно:
«Ну, где же ты, где?» А я просто уехал.

Ноябрь 2011.

КРЫЛЬЯ

Понимай, как хочешь, - а было так:
Много лет назад, а верней – веков
Влез на колокольню один чудак,
Крылья привязал да и был таков.

Чудакам не писан земной закон, -
Притяженье неба всегда сильней.
Он расправил крылья и вышел вон.
Радуга над полем, звезда над ней.

Колокол качался, гудел набат,
Кулаками било в лицо Добро,
Шёл войной-изменой на брата брат,
Медяки меняя на серебро.

Ставни мироточили на ветру,
Хлопали по стёклам что было сил,
Пили, пели, плакали поутру…
Много было всякого на Руси.

А теперь иначе: хоть век сиди
На камнях у моря, погода – мрак…
Золотая рыбка блеснёт в сети:
«Старче, отпусти меня – просто так.

Всё равно, старик, я тебе кажусь,
На такой, как я, не уедешь в рай.
Никогда тебе я не пригожусь, -
Так своей старухе и передай».

Осень, тучи серые, тёмный лес,
Ворон подустал, на осину сел.
Кажется, не будет уже чудес…
Кажется, и не было их совсем…

Только ты уже смастерил крыла,
Влез на колокольню и сделал шаг.
Высоту набрать – вот и все дела!
А что дальше - вспомнит твоя душа.

Ноябрь 2011.

ПАМЯТИ ЮРИЯ КУКИНА

Пух ложится на реку,
Снег лежит на реке.
Я по летнему снегу
Ухожу налегке

По тропиночке зыбкой
Между двух берегов
Со счастливой улыбкой,
Без особых долгов.

Мне долги мои спишет
Семиструнная дрожь
И стучащий по крыше
Серый питерский дождь,

Чтобы я, как и прежде –
Беззаботный пацан –
Верил только надежде
И любил – до конца.

Жизнь глядит исподлобья,
Песни нынче – не те…
Тополиные хлопья
На июльской воде.

Вот и я через реку –
В тишину, в пустоту –
По июльскому снегу
За туманом иду…

Июль 2011.

СОВРЕМЕННИК РУБЦОВА

Другие поэты печатают вирши,
Осваивают интернет.
А вот Николай ничего не напишет,
Давно на земле его нет...

Я помню его, как других, по общаге.
Он скромно входил на ЛИТО
С худющими, как у подростка, плечами,
В каком-то потёртом пальто.

"НалИто" - он так называл эти встречи
В известном дому на Тверском,
И кашлял тихонько. Сутулились плечи.
Мы пили портвягу тайком.

А как он читал - я ни разу не слышал, -
Тут каюсь, - не мемуарист...
Гремел по ночам на заржавленной крыше
Железный оторванный лист,

У лифта курили студенты, а тётка-
Вахтёрша орала на них.
Конечно, имела хождение водка,
Шумел Наровчатова стих.

Военные были на памяти годы,
Деньгой не кичились тогда.
Звенели трамваи, дымили заводы,
Толкала турбины вода.

Всё это в поэзию нашу вливалось.
Сегодня – грешно вспоминать…
А Коля – он вечно в сторонке и малость
Со странностью. Что там – в тетрадь, -

Писал то на мятом каком-то листочке,
То вовсе, развеяв тоску,
Смеялся: «Всё здесь, мол, - от точки до точки!» -
И пальцем стучал по виску.

А вышло-то – вон как!.. По осени нынче
Брожу – и всё кажется: он
Вот в этой листве, в этом ветре. Покличет –
Приду, не спеша, на поклон.

Другие поэты живут в интернете.
Пусть пишут, в конце-то концов!
Вот только печально, что выросли дети,
Не зная, какой он - Рубцов…

Июнь 2011.

ЖАР-ПТИЦА

Город просыпается, пьёт кофе и спешит на метро.
Город спотыкается спросонья и под ноги глядит.
Там на эскалаторе Жар-птица обронила перо,
Выпорхнув из клетки чьей-то запертой не крепко груди.

Может, ей, Жар-птице, показалось очень жарко вот так
Жить под батареей сердца, греться – да не греть никого?
Может, разменяла золотник на неразменный пятак?
Счастье на двоих – оно сильнее счастья на одного.

Глупая Жар-птица, что ты будешь делать в наших краях?
Ветры из тоннелей треплют перья золотые твои.
Платье королевское портняги из купонов кроят,
А от Купидонов не дождёшься ни стрелы, ни любви.

Наша ли столица – в бутиках да в суете за деньгой?
Отовсюду слышится нерусская какая-то речь,
Шарфиком трёхцветным размахался то ли гей, то ли гой…
Но столица – наша! Значит, нам её по-птичьи беречь.

Город просыпается. Воздушная тревога, отбой.
Город очень хочет быть крылатым, но признаться – ни-ни.
Ты остановился, оглянулся, – что, приятель, с тобой?
Вот перо Жар-птицы, - значит, с нею вы на свете одни.

Вспомни про неё, найди её или хотя б загадай,
Чтоб она сама тебя нашла, - и будет всё хорошо.
Отстояв столицу, птицы снова возвращаются в рай
На седьмое небо, - и архангел опускает рожок.

Ноябрь 2011.