Вот и мне 42...

ЗОЛОТНИК

Как Бог положит на душу строку,
Где между слов с пера уронит запятую, -
Я угадать, пожалуй, не смогу.
И - слава Богу. В серединку золотую
Стрелу пущу, - быть может, выбью золотник
И, оказавшись без гроша на перепутье,
Пойду искать своих на брошенном безлюдье,
Рубцовский шарфик заложив за воротник.

Не спится спице в колесе. И месяц матовый
Гадает на кофейной гуще чёрных туч -
Куда дорога приведёт? Что ни загадывай,
А повезёт тому вознице, кто везуч.

Листай старинный календарь, въезжай в историю
Не летописцем, так свидетелем хотя б.
Пой об увиденном, о спорном и проспоренном,
Покуда глотку не забил чернильный кляп.

Табанит в сорок два весла речная вольница,
На берег Волги сходит грозный атаман.
На пепелище и труба печная – звонница,
При атеизме Дом культуры – Божий храм.

Разлив речной у небосвода синевы не крал,
Идёт с толпою к чудотворным ликам знать.
Я на гитаре ничего себе не выиграл,
Но отыграюсь, проиграю ли – как знать…

Мои деды лежат под Вяткой да под Пензою,
А я родился на Амуре на реке.
И голова моя бывает редко трезвою:
Хоть и не пью, но амба трезвому в тайге.

Давай, возница, трогай с места нелюдимого,
Пока не все мосты отправлены ко дну!
А на ладони - золотник пятна родимого,
И шрам границы – по родимому пятну…

Январь 2009.

С ЧИСТОГО ЛИСТА

С чистого листа на поклон зиме
Снежной целиной выхожу один -
На дорогу ту, что по осени
Вдоль и поперёк исходил.

В инее усы, полушубок бел, -
Если пропаду – не найти меня.
Отчего опять ухожу в побег –
Знает лишь сухая стерня.

А ты меня стегай, не жалей кнута,
Звонкая пурга, колокольный стон,
Чтоб когда-нибудь позабылась та,
За которой рвался вдогон.

Чтобы сто на грудь – и закрыть вопрос,
И не возвращаться туда, где жил,
Пробери меня до костей, мороз,
Протяни до вытертых жил!

С порванной струны на один куплет
Не успел за песней, сорвался вниз.
Серый подошёл и понюхал след.
Не догонишь, паря, не злись!

Я уже на трассе, я чёрт-те где.
Адрес мой спроси у лихих ветров.
Седина-проталина в бороде –
Плата за покинутый кров.

А ты забудь о том, где болит, когда
Отпускаешь птицу свою в полёт.
Закури махры, чтоб не снилась та,
Без которой - сердце под лёд…

Как и ты, я тоже ходил за край.
Выдюжил – и лишь веселее стал.
Так что наливай за Сибирь давай
И ещё за Южный Урал!

С чистого листа – в поле белый снег,
Песня ямщика сквозь мотора свист.
Что там на пути и какой там век?
Вся любовь – один чистый лист…

Здесь останови – я сойду с ума
От слепящих слёз, синевы небес.
Опали мне душу огнём, зима!
Степь да степь годами окрест…

А ты проснись весной, талая вода,
Пусть в ручье опять зазвенит ведро,
Чтобы ни по ком не рыдала та,
У которой смех - серебро.

Чтоб её дорога была светла,
Ключ в замке оставить не позабудь.
Парус, ветер, пламя да два крыла –
Для того, кто тронется в путь.

Декабрь 2009.

* * *

Между нами – дороги, снега, Байкал,
Между нами – солнца слепой накал,
Деревянные плюсы в пустых лесах,
Паруса в небесах.

Между нами – огонь, пустота, война,
На куски разрезаемая страна.
Между нами – норд-ост, перегибы рельс
И горящий экспресс.

Между нами – молнии белый шар.
Перехватит горло шершавый шарф,
Руку тихо высвободит рука,
И небрежно – «пока».

И беспечно будет кружиться снег
Над камнями города чёрных рек,
Будет виться кружево, рваться нить
И фонарик светить.

Мы друг друга вспомним, себя – едва ль…
Что декабрь не сможет – решит февраль,
Всё в порядок, ветреный, приведёт.
Переломится лёд, -

И весна рванётся на абордаж.
Корабельный, якорный город наш
Вновь услышит в шуме чужих шагов
Стук твоих каблуков.

А пока – зима, на вокзале гвалт,
Словно здесь командует Центробалт,
Словно год семнадцатый недалёк,
Снова залп, недолёт…

Полно! Век наш суров, да мороз не лют.
У метро толпится весёлый люд.
И не вьюга – всего-то сырой снежок
Между нами, дружок.

Декабрь 2009.

ПРИЮТ КОМЕДИАНТОВ

Лето нас уравняет во времени, будет светло:
Семь утра у меня, а на севере – белая ночь.
Эти глупые птицы любого берут на крыло,
Кто решится лететь, потому что иначе – невмочь.

Потому что земля вся исхожена, дальше – провал,
И тоску голубиная почта не лечит уже…
Лето будет качать на волнах, как буйки, острова
И подарит раёк в шапито, словно рай в шалаше.

Комедианты-шутники, ловцы удачи!..
Фургона скрип среди бездонной тишины.
Никто не должен видеть нас, когда мы плачем.
Никто не должен. И мы плакать не должны.

А дорога у нас будет лёгкой, поскольку я сам
Всё настроил и даже попутчиков поторопил.
Ветер страсти и нежности силу отдаст парусам,
По пути ничего не сломав, не снеся со стропил.

Где-то там, далеко, где шаманские песни поют,
Мы ещё прозвеним колокольцами в гривах коней,
И огонь будет ярок, и в левую руку твою
Ляжет посохом древним резной гриф гитары моей.

Пообещайте не искать, как ветра в поле,
Наших следов у бездорожья на краю.
Никто не должен видеть нас в любви и боли.
Никто не должен. Это только наш приют.

Лето нас уравняет, а осень разделит опять,
Не прибавив монет, не умножив количество вёрст.
Нам останется только с улыбкой спектакль отыграть –
И в дорогу, в дорогу, на свет неприкаянных звёзд!..

Комедианты-шутники, ловцы удачи!..
Фургона скрип среди бездонной тишины.
Никто не должен видеть нас, когда мы плачем.
Никто не должен. И мы плакать не должны.

Декабрь 2009.

ДИПТИХ

1.
Морочишься, ходишь в дорожном свитере,
Как будто бы держишь себя в узде.
Здесь небо такое же, как и в Питере.
Здесь небо тяжёлое, как везде.

"Зелёнка" полезла тихонько, нехотя.
Тасуешь колоду - сдавай на всех.
Родился бы первоапрельским - смеху-то!
А так - первомайским. Какой тут смех?

Мелькают за окнами чудо-станции,
Домов развалившихся чехарда.
А Бог не рассматривает кассации,
Его не касается наш бардак.

Он в тамбуре дышит табачным выхлопом:
Вдохнул - а вот выдохнуть - нет, никак.
А небо - такое же, как над Выборгом
И в цвет Кармадонского ледника.

Да полно тебе горевать о сбывшемся!
Горюй о несбывшемся, будь как все.
Удачи! Лети! По е-мейлу спишемся.
И - море в глазах, седина в косе.

Обычное дело - дорога дальняя.
Корзину почистил - из сердца вон.
А небо - стальное, почти хрустальное,
И ветры - сырые, со всех сторон...

2.
Я боюсь безденежья и темноты,
И борюсь с безденежьем и темнотой.
Город мой выстраивает мосты.
Он сырой и ветреный, город мой.

На Светланской "пробка" - япона мать.
Трудно, как на палубе, разойтись.
Я боюсь нечаянно поломать
Парой слов отчаянных чью-то жизнь.

Её город ветреный и сырой,
И мостов полно, - да в коня ли корм?
Где подорван был Александр Второй,
Храм стоит, и ангел целует горн.

Ангел мой - горнист, Грибканал - вода.
Катерок усталый, скользи-скользи.
Я чуть-чуть боюсь за неё всегда, -
Слишком сыро-ветрено на Руси...

Ей одной идти от своих огней,
Не делить ни с кем серебро дорог.
Всё её богатство - рюкзак на ней.
Зверь её - упрямый единорог.

Я борюсь со словом. Я знаю, что
Невпопад скажу - перережу нить.
Город мой - бродяга в сыром пальто,
И у ног его океан шумит.

Апрель 2010.

***

Вера ветру – закон дороги,
В нищем рубище – стать княжны.
Мои песни нужны немногим, -
И немногие мне нужны.

Мне бы только одну такую,
Для которой порвать струну –
Это счастье! Да не могу я
Отыскать её – ту, одну…

Паганини, - смычок да скрипка
Твою душу сожгут дотла, -
И качнутся над бездной зыбко
И печально колокола.

Голоса их – твоя тревога,
Генуэзец, шаман, скрипач.
Дунет ветер – и вновь дорога,
Песня – шагом, а кони – вскачь.

Не догнать её, песню эту
С колокольной тоской в груди…
Музыканту, певцу, поэту
Век за веком за ней идти.

А она рассмеётся звонко
И растает во тьме пруда,
Словно в памяти – та девчонка,
Что любимой была – всегда.

Февраль 2010.

ПАМЯТИ НЕЗНАКОМОГО ПОЭТА

Нас вырубают из жизни, а мы не успели
Важное дело доделать, услышать друг друга.
Время не ждёт, по проспектам беснуется вьюга,
Спит под застрехой грядущее время капели.

Нас высекают из камня, как будто мы – искры,
И отливают в металле, как будто мы – пули.
Всем говорили мы правду, себя – обманули...
Встречи стремительны были, прощанья – небыстры.

Только что с девочкой ты целовался в подъезде,
Не приглашённый домой, убегал без оглядки.
И вот – смотри-ка – наводит иные порядки
Новое время, - и сын дарит розы невесте.

К старости плата за страсти - лишь время метели.
Что ж ты от счастья бежишь, недогадливый мальчик?..
Дунул нечаянный норд - облетел одуванчик.
Вновь его золота мы разглядеть не успели…

Январь 2010.

ОФИЦЕРСКИЙ РОМАНС

Офицерский романс, пулей сорванный с ветки
Уцелевшей берёзы у края села, -
Он для тех, кто вернулся живым из разведки,
И для тех, чьи сердца догорели дотла

В новой «тридцать четвёрке» ли, в стареньком ЛаГГе
Или в Новороссийском разбитом порту.
Он для тех, кто шинели сменил на телаги
И ушёл в лагеря в сорок пятом году…

Эх, дороги, дороги, полуторки, эмки,
Продувные теплушки, трофейная пыль!
И бойцу-туляку руки девушки-немки
Поднимают упавший на камни костыль…

Офицерский романс – не салонная песня,
Под наркомовский «чай» разговор по душам.
Где-то Невский проспект, где-то Красная Пресня…
Багровеет с Баграма осколочный шрам.

Офицерский романс на афганском распутье.
Осторожней, бача, не споткнись на тропе!
На том свете, сынок, есть хорошие люди,
Но не стоит спешить к ним навстречу тебе.

Эх, дороги, дороги, без водки похмелье.
У «шестёрок» штабных не болит голова.
И бойца, что «отбился» в Аргунском ущелье,
У «тюльпана» встречает девчонка-вдова…

Офицерский романс – непопсовые строки,
Разлетелись шары на бильярдном столе.
Штабеля домовин на вокзале в Моздоке -
Для пока что живых в первом Грозном котле…

По колено в походной пыли поколенья,
И по свету разносит дорогами нас.
Под ветрами штормов, перемен, безвременья
Дай нам сил устоять, офицерский романс!

Январь 2010.

***

Из полка 90-х выживших нет:
Кто остался в живых, тоже смертью мечен.
Едкий дым сигарет, запах этих лет
Проникает сюда – и отбиться нечем.

На гитаре струна дребезжит едва,
Отзываясь на голос, давно затихший.
Проступают, как кровь, на листе слова
И слагаются в столбик четверостиший.

А на карте Петербурга – тени
Облаков, летящих мимо неба.
Петербургу не хватает денег,
А Ленинграду не хватало хлеба.

Всё понятно, да не всё на месте.
Залит гущею кофейной столик.
Если ставишь на себе крестик, -
Значит, в чём-то ты пока нолик.

Из полка 90-х выстроить взвод
И на первый-второй рассчитать команду.
Первых снова за Стикс, как обычно, вброд,
А вторым, как обычно, «За Стикс» награду.

Разминируй себя, раскопай в себе
Древний город эпохи приватизаций!
Не изменишь судьбу, изменив судьбе,
Спрыгнув с поезда в поле вдали от станций…

А на карте Петрограда – гильза,
Выпал маузер из рук матроса.
Хлебной карточкою стала «Visa»,
С постаментов убегает бронза.

И ни в песне не сказать, ни в пьесе
О порубленном вишнёвом саде.
Впереди опять – Христос Воскресе!
Но конвойный, как обычно, сзади.

Апрель 2010, Питер.

БАЛЛАДА О ТЁМНОМ РАЕ
«Вдоль обрыва с кнутом по-над пропастью пазуху яблок
Я тебе принесу, - ты меня и из рая ждала…»
В.С. Высоцкий

Начинаю с нуля – не от райских ворот, не от вахты,
За которой в снегу – души тех, кто рискнул на побег,
Чьи худые тела замостили кандальные тракты,
И кому вечный сон – этот чистый нетающий снег.

Я начну не с того. Я в глазах твоих вижу начало
Или пропасть свою – сам не знаю, лечу наугад.
Вот и птица в ночи мне тревожно «Окстись!» прокричала.
«Нету яблок в раю! Поворачивай, парень, назад!»

Да и то: позади – дом какой-никакой, хата с краю.
Там с икрою бадья, самогон и у пирса баркас.
И чего бы не жить? Лет за сто притащился бы к раю –
Потихоньку, как все, в ком огонь потускнел да погас…

Проку с этих огней! Прометеев никто добрым словом
Не помянет из тех, кто к потёмкам от века привык.
Ослепят, а потом - снова тьма беспросветным покровом…
Прозвенят, а потом - сброшен колокол, вырван язык…

Кони в стойле храпят и опилки копытами роют.
Им бы волю, коням! Да и мне бы свой ветер найти.
Эта боль на круги возвратится ненастной порою,
И я вспомню тебя, - это будет начало пути.

Больше нечего ждать. Нету яблок в раю – и не надо! -
Не за сладкую жизнь рвал я жилы и грыз удила.
За тепло твоих глаз мне не жалко ни рая, ни ада.
Как же мне столько лет твоего не хватало тепла!..

И они понесли, вороные мои, удалые,
Вдоль по зимнику, вверх по застывшей молочной реке –
К райским кущам – туда, где на вышках стоят часовые,
Где не жалуют нас и стреляют по первой строке.

Пуля вырвала клок из души. Изменив место встречи,
Кони рвут напрямик. Вот ворота разбил коренной.
А в раю темнота, словно пёс, навалилась на плечи,
Чьи-то тени вокруг обступили сплошною стеной.

Вот какой этот рай – для незрячих, немых да убогих.
Здесь хоть криком кричи – ни души не разбудишь вовек.
Без живого огня в олимпийском спокойствии боги.
Лишь охрана не спит, - у Петра невозможен побег.

Хлещут ветки меня по лицу, словно чёрные плети.
Как поэт говорил, «с яблонь дым» - погорели сады…
«Разговоры в раю!» Я молчу. И сквозь яблони эти
Вдруг увиделся свет, - тёплый свет! – и зажгла его ты.

Я тебя отыщу, отвоюю у тёмного рая,
Брошу в сани – и прочь! Колея – путеводная нить.
Пётр-апостол вослед перекрестит, ключами играя,
И отпустит грехи, и прикажет: «Стрельбу прекратить!»

Мы вернёмся туда, где ветра паруса наполняют,
Где дорога легка, где янтарь в серебре – зимний свет.
Вот и мне 42. Вот и я лошадей погоняю
И стараюсь успеть за последней любовью вослед.

Январь 2010.