Голос, живущий во мне

ДОНСКОЙ МОНАСТЫРЬ

Голос, живущий во мне, - это белое братство снегов,
Песни метелей над Вяткой, Сибирью и над Магаданом.
Голос, живущий во мне, - это несколько капель стихов,
С неба сорвавшихся над многогласных речей океаном.

Голос, живущий во мне, - это больше, чем звук, но притом
Тише, чем эхо шаманского бубна и медного горна.
Так ли скрипят половицы, когда входит странник в твой дом?
Так ли над храмом соборным ветра затихают покорно?

Слышишь – над полем осенним басами гудят провода.
Видишь – вдали паровозный дымок уходящего детства.
Веришь ли в то, что открыла тебе ключевая вода?
Примешь ли горькую память, как лучшее в мире наследство?

Красный кленовый октябрь и зелёные мхи на камнях.
Нет никого под камнями – давно всё смешалось с землёю.
Склепы, распятия, всадники на легкокрылых конях,
Мраморный Дмитрий Донской, колесница с Пророком Ильёю.

Белая гвардия – каждому собственный крест. А за стеной
Бедная гвардия – общая участь, один общий камень…
Холод времён пробирает, когда притулишься спиной
К старой часовне, закуришь и в предка упрёшься ногами.

Голос, живущий во мне, - не утихни, строку не сломай!
Нужно ли это кому-то? Себя убедить не пытайся.
Где-то вдали за Даниловским кладбищем звякнул трамвай.
Колокол охнул, как сердце, на крик воронёнка – останься!..

Голос, живущий во мне!..

Октябрь 2008 г.

РЯЗАНЬ

Так живёшь – как наотмашь рубишь
Сухостой на своём пути.
Переправою через Трубеж
Довелось ли тебе пройти
На тот берег высокий, древний,
Где былинные люди спят,
Где берёзовые деревни
И рябиновый листопад?

По дороге в ухабах рыжих
«Жигулёнок» несётся вскачь.
Жеребёнок без мамки выжил, -
Так расти скакуном, не плачь
Под вожжами ямщицкой морды,
В табуне под куриный смех.
Оставайся красивым, гордым
И крылатым – один за всех!

С тем прокуренным едким смехом
Как делить эту осень, брат?
Ты когда-то искать уехал
Лучшей доли в престольный град,
Чтобы даже в кабацкой скуке,
Как на самом честном пиру,
Спеть – и в песне раскинуть руки
Перед церковью на Яру.

Скол на белой стене – как рана,
В круг поленница на дворе.
Лик апостола Иоанна
В Богословском монастыре,
Сделай так, чтобы мы проснулись
В добром здравии и в любви,
И ухабы рязанских улиц
Первым снегом благослови.

Ноябрь 2008 г.

СЛОВО

Пропылённый мой Боже, продымленный,
Пропитой в кабаках ни за грош,
Под безвестным живущий под именем
В мире нищих, святош и вельмож,
Босиком ли – по северным стланикам,
В башмаках ли – по южной тропе, -
Где Ты бродишь, каким серым странником?
Как узнать Тебя, Боже, в толпе?

Оглох мир от злого
Веселья на долгом пиру…
Мой Бог – это Слово,
Пропетое на ветру.

Дует ветер за Нарвской заставою,
Опустел Александровский сад.
Было так – уходили за славою,
Да никто не вернулся назад…
Волны Балтики – бездна гранёная.
Гильзой стрелянной звякнул стакан.
Птица-слава, не в масть воронёная,
Ковыляет всегда по пятам.

Дороги на Север –
Торосы да каменный лес.
Мой Бог – это ветер,
Срывающий листья с небес.

Ни пером, ни струной в этой саге я
Изменить ничего не смогу:
В «Англетере» напротив Исакия
Об колено сломали строку…
Перепахана жизнь, поле пройдено,
Два крыла за спиной в рюкзаке.
А поэту – ему там и родина,
Где поют на родном языке.

Вновь город мне снится
Гранитный, седой, золотой.
Мой Бог – это птица
Над Адмиралтейской иглой.

Оглох мир от злого
Веселья на долгом пиру…
Мой Бог – это Слово,
Пропетое на ветру!

Октябрь 2008 г.

В ГОРОДЕ ПОЭТА БОРИСА РЫЖЕГО

Почти что с неба, в Екатеринбурге
Со смотровой площадки демиурги
Глядели вдаль
На дым из труб, тепло несущих крову,
И на согбенный памятник Свердлову,
На магистраль.

Один из них, достав бутылку водки
И три стакана, в каждый влил по сотке
(Всем ровно, глянь?) –
И выпил. И другие боги – тоже.
И отразили их кривые рожи,
Что водка – дрянь,

Что надо бы залечь на дно до лета.
Был виден храм - от университета
В кварталах двух.
И замерли три бога, словно каждый
Шум города и мат многоэтажный
Ловил на слух.

Коричневое дерево покрыли
Резные изречения. Здесь были
Санёк, Вован…
Шершавые перила под рукою,
Кто я такой, чего, по сути, стою? –
Пенёк, болван!..

Под мартовскими тучами с Урала
Сто граммов за компанию – немало:
Не окосеть,
Конечно, но вполне согреться можно -
И полететь к плотине, где тревожно
Шумит Исеть.

Декабрь 2008 г.

НА ПЕРЕСЫЛКЕ ВО ВЛАДИВОСТОКЕ
«Звёздный луч – как соль на топоре…» (О.Э. Мандельштам)

Через семьдесят лет здесь от кладбища нет ни креста,
И от зоны транзитной – ни вышек уже, ни развалин.
Новый микрорайон, мокрый снег, и аллея пуста.
Возле школы торчит снеговик, словно гипсовый Сталин.

По словам очевидца, вот здесь находился тот ров.
Когда строили школу – играли в футбол черепами,
Матерились, водярою грелись у едких костров
И не знали совсем о поэте таком – Мандельштаме.

А тогда ведь ещё оставался тот самый карьер,
Где для стройки киркой вырубали из сопки по камню
В Колыму не попавшие зеки с печатью «каэр»,
В протоколах допросов оставив чернильную каплю.

Оставалось кирпичное здание с тех же времён,
На огрызках забора колючая ржавчина тлела…
Нынче улица здесь Вострецова и микрорайон
Востроглазых домов. Им какое до прошлого дело?..

Только в полночь сырую, в декабрьскую полночь – услышь:
То ли ветер с залива ударит по пластику окон,
То ли где-то за стенкой заплачет соседский малыш,
То ли всхлипнет морская звезда в океане глубоком.

Это мы – фотокарточки жёлтые в профиль, анфас.
Это мы – восемь строк на обёрточной серой бумаге.
Это мы – через семьдесят лет – вспоминаем о вас
До морозной зари, до подъёма в тифозном бараке.

Ничего, ничего, всё проходит – и это пройдёт,
Сдует вешки-былинки и смоет былинные вехи.
И опять звёздный луч на солёный топор упадёт,
И воробушек снова, даст Бог, зазимует в застрехе.

Декабрь 2008 г.